Каждый день, возвращаясь из центрального клинического госпиталя, я сознавал, что это может быть последним днем для еще вчера здорового, молодого, спортивного сложения талантливого военного врача Ваге Аветяна. То, что сердце стучало целых двенадцать дней в абсолютно неподвижной грудной клетке при исключительно искусственном дыхании, питании, кислородной подаче – это настоящее чудо, которое совершили наши врачи. Всякий раз перед тем, как отправиться в госпиталь (чаще всего посещал не один) я звонил начальнику главного медицинского учреждения армии подполковнику Араму Асатряну. Он рассказывал о ситуации и мы договаривались о времени посещения. Каждый день я вел записи в блокноте, ничуть не намереваясь их обнародовать. Как это часто бывало, я думал, что действенно вернусь к моим записям потом.28 июня под вечер я позвонил Араму. Он ответил… молчанием. В трубке был едва слышен шум глубокого дыхания. Остановилось сердце Ваче.В тот вечер я уже думал не только о двух детишках Ваге, о его супруге учительнице, о его матери-враче, о его отце и многочисленных родственниках в Армении, Карабахе и Иране, я думал и о детях убийц. О крохотных детях, которые, по сути, тоже осиротеют. Такова вот неизбежная расплата, как Божья кара. И я решил обнародовать некоторые страницы из дневника.

* * * * * *

Как только до меня дошла весть об этом кошмаре, я уже знал, что брошу все дела и отправлюсь в дорогой моему сердцу центральный военный госпиталь. Пока ехал, вспоминал, как двадцать лет назад вертолеты стаями летали из фронтового Арцаха, перебрасывая прямо с поля боя раненых, которых из аэропорта «Эребуни» организованно развозили по многочисленным ереванским больницам. Тогда только-только, на базе железнодорожной больницы, наспех создали военный госпиталь. Помнится, как основатели армянской гуманитарной организации "Американская помощь США" супруги Вардгес и Мери Наджаряны оперативно организовали отправку для госпиталя в первую очередь сотни новых медицинских коек. Далее Наджаряны взялись за строительство и оборудование военного госпиталя. Не мог не вспомнить и о том, что в Министерстве здравоохранения республики была тогда создана специальная служба по организации обеспечения оперативной первичной медицинской помощи непосредствено на поле боя и по доставке раненых как в полевые так и городские больницы Степанакерта и Еревана. Возглавлял эту службу тогдашний первый заместитель министра здравоохранения Дереник Думанян.

Было произведено более десяти тысяч операций. И самое важное то, что около восьмидесяти процентов спасенных вернулись на поле боя. Это ведь несколько дивизий. Цены нет этим ребятам, набравшимся уже бесценного боевого опыта, понюхавшим, что

называется, пороху. Таков был поистине героический подвиг наших военных врачей. Тогда, ведь, вся наша отечественная медицина, можно сказать, была военной.

* * *

Я поднялся на третий этаж главного корпуса госпиталя. Здесь, помнится, где-то к концу девяностых министр обороны Вазген Саркисян в торжественной обстановке присвоил ВардгесуНаджаряну звание полковника медицинской службы и собственноручно накинул на его плечи китель с полковничьими погонами. По иронии судьбы, именно здесь на третьем этаже сегодня находится отделение реаниматологии, где лежат трое врачей. Состояние у всех троих тяжелое. Один – при смерти.

* * *

В этот день, 18 июня, все трое должны были проводить плановые операции. Однако более тридцати больных в ЛОР отделении, которым заведовал майор Ваге Аветян, не дождались своего лечащего врача. Как накануне вечером не дождались дома и его дети – пятилетний Гарик и четырехлетняя Милена. Не добрались до своих детей и своих пациентов еще двое коллег Ваге – микрохирург капитан Артак Баядян и общий военно-полевой хирург Гарик Согомонян. Все они находились на третьем этаже в реанимационном. Кроме них еще трое с различными травмами находились в других медицинских учреждениях.

Я посетил их. Ваге без сознания. Держится только на искусственном дыхании. Тяжелая травма черепа с анатомическим повреждением головного мозга. Подолгу беседовал с Артаком и Гариком. Состояние у них полегче. Но легче, конечно, по сранению с Ваге. У обоих переломы костей носа, сотрясение мозга, множественные следы от избиения на теле. У Артака левый глаз обрамлен черным пятном. Я подробно описал их рассказ в блокноте. Но пересказывать не собираясь. Весь этот ужасный натурализм явно может помешать сути и смыслу цели, ради которой я взял в руки перо. Тема эта не давала мне покоя. Как врач, я знаю, что Ваге ... не выживет. Знал, что двое его несмышленышей осиротеют. Сердце сжималось от боли. Молчать не мог. Блокнот стал дневником.

* * *

Каждый день читал множество статей и заметок, опубликованных в нашей печати о трагедии в "Арснакаре". Смотрел телематериалы. Разделял общественное мнение. Однако, в глубине души ловил себя на том, что в целом все мы не о том пишем. Не о том говорим. Превалирует в основном тема об олигархах (имея в виду, конечно, в первую очередь хозяина "Арснакара"), страстно рвущихся в политику. Тема эта всех нас волновала с самого начала рождения республики. Об этом мы много говорили и спорили с Вазгеном Саркисяном. В очерке ''Неизвестный Вазген Саркисян», опубликованном в газетах и книге

"Бездна" ("Андунд"), я выразил ему свою точку зрения о том, что столь частые выборы у нас на всех уровнях непременно приведут страну и народ к чудовищному расколу, кризису, параличу, баррикадам, что, если мы ничего действенного не предпримем, то большой беды не виновать. Перечислил ему целый список богатейших и могущественных государств, которые обходятся без прямых и тайных голосований. Вазген уловил ход моих мыслей и сказал: "Во всех этих странах нормальный парламент". Я ему ответил: "Убери из нашей Конституции зловещий соблазн, каковым является статус неприкосновенности депутата, а также целую прорву привилегий, глядишь, и у нас будет нормальный парламент". Так что, проблема опасной политизированности олигархов, которые метят уже не только в законодательную власть, но и повыше, стояла у нас всегда. Это острая и отдельная тема, требующая своего безотлагательного разрешения. В вопросе же нынешней трагедии "Арснакара" мы должны решать куда более конкретную задачу. Поистине прав был Аристотель, выработавший четкую формулу: "Истина конкретна". А истина в данном конкретном случае требует ответить на вопрос, кто такие эти подонки, столь притягательные для молодежи? Что это за профессия такая – охрана ресторана, или любого другого частного учреждения? Кто дал право обозначить такую опасную самодеятельность серьезным словосочетанием "служба безопасности"? Какую школу эти выкормыши новоявленных купцов кончали? Какие уроки проходили? Кто их кумиры? Говорят, они проходили занятия по каратэ. Вряд ли они освоили настоящие основы этого древнего восточного мудрого единоборья. Если бы они проходили основы этого вида спортивной борьбы, то должны были знать, что каратэ – это целая философия, а не мордобитие. Каратэ – это действенная справедливость, запрещающая, скажем, двум человекам нападать на одного. Каратэ – это борьба. Но борьба морали против безнравственности.

* * *

То, что и как произошло в "Арснакаре", для нормального человека не поддается описанию, объяснению, ибо невозможно понять. Здесь явно речь идет о патологии. При этом нельзя их считать даже шизофрениками. Люди, страдающие маниакально-депрессивным психозом, не в состоянии с невероятной ненавистью и главное – с циничной расчетливостью группами растаскивать по сторонам свои жертвы, которые никак не ожидали, что так зверски с ними обойдутся. Я не хочу ни писать о деталях, ни называть их имена – детей их жалко. Это уже дело следователей, прокуроров, судей, адвокатов. В конце концов, не забудем о главном принципе римского права: "слушай другую сторону". Хотя сам я уверен, что"другая сторона" не только будет оправдываться, но и, говоря словами Тютчева, "злословить жертву".

Никогда, наверное, не забуду лицо, глаза, голос Гарника Аветяна (отца Ваге), когда в присутствии врачей госпиталя и супруги президента Армении, тикин Риты, он, после долгого молчания, глубоко вздохнул и тихо произнес: "Никому не пожелаю... ". Фразу он не смог завершить.

* * *

Я присутствовал в палате, где министр здравоохранения Армении Дереник Думанян беседовал с матерью Ваге Аветяна – тикин Ленорой. Оказалось, они учились на одном курсе в Ереванском государственном медицинском институте. Будучи врачом, она хорошо знала все о тяжести состояния сына. На реплику о том, что злодеи будут сурово наказаны, тикин Ленора тихо ответила: "Этот вопрос меня уже не интересует". Я смотрел на лица бывших однокурсников, которые, казалось, на мгновение обрадовались встрече, но долго еще не могли начать разговор. Она дала понять, что в этой связи ее волнует и вопрос, как такое могло произойти вообще? Призналась, что знает и видит, как делается все, чтобы спасти сына. В какой-то момент воцарилась в палате мертвая тишина. Тикин Ленора перевела в сторону взгляд. Прикрыла платком полные горя и тревоги глаза и едва слышно произнесла: "Постоянно вижу перед собой своих внуков. Детей Ваге".

* * *

Одним из первых посетил "раненых" (это именно тот термин – "раненые") министр обороны Сейран Оганян, который долго находился у постели Ваге, а затем в палате у Артака и Гарика. Были даны все организационные распоряжения подчиненным. Это было поздно вечером. Узнав о том, что у ворот госпиталя собрался народ, министр остановил машину.

Разговор был важным и нужным. Повсему было видно, с каким уважением относятся к министру обороны. Там были не только родственники пострадавших. Представившаяся тетей Ваге Аветяна женщина , стараясь скрыть слезы, сказала, что она преподает историю и считает, что все беды наши от того, что школьные уроки, увы, вскоре забываются. "А без знания истории, своего народа, – продолжила она, – молодежь, особенно юноши, не могут быть патриотами. Вот и сегодня видим зверство у молодежи. Настоящий патриот не может так зверски относиться к своему соотечественнику. Многие сегодня сереют и тупеют на наших глазах, опускаясь до уровня примитивных и пошлых героев нескончаемых телесериалов, которые всей своей нелепой сутью унижают и оскорбляют достоинство нашего народа". Один из родственников выразил недоумение и недоразумение по поводу того, что у нас появилась этакая модная и дорогостоящая профессия так называемых частных охраников, готовых, в угоду своим самодовольным

шефам, человека убить. Это уже не гражданин, это раб. Другой мужчина сравнил человека с церковью. "Бить и избивать человека, – сказал он, – все равно, что разрушить церковь".

* * *

В темноте я достал из кармана крохотную записную книжку и незаметно для других ухитрился написать прямо на обложке два слова "человек - церковь". Я не думаю, что это слишком уж пышный и слишком высокий образ – "человек - церковь". Почему бы нет. В человеке, как в церкви, таится таинство, дух, душа, неповторимость, как каждый хачкар с неповторимыми узорами. Мой дед, дедушка Маркос, часто повторял по разным поводам: "Нельзя к незнакомому человеку относиться плохо только потому, что он незнакомый". В детстве не очень и понимал суть этой формулы. Лишь потом вывел для себя. А в самом деле, кто знает? Может, в этом самом незнакомом человеке сидит сам Месроп Маштоц или Нарекаци, Аветик Исаакян или Виктор Амбарцумян. Ладно, пусть даже будет простой смертный, но он твой соотечественник. Или скажем словами поэта: современник, одновременник, сосед по эпохе. Человек и все тут. Не офицер. Не врач. Не военный врач (хотя тем более что врач, военный врач). Повторяю: человек. Что такое незнакомый? Я не знаю, что такое "незнакомый". Особенно у нас, особенно после того, что пережил наш народ в веках. В двадцатом веке. Переживает сегодня.

* * *

Вернемся к аристотельской формуле "Истина конкретна". Преступление совершили частные охранники частного ресторана. Вот уже лет пятнадцать-двадцать общество считает их жалкими рабами, лизоблюдно обслуживающими неких идолов, разъезжаящих по городу на целой кавалькаде дорогих джипов. Идолов, которых презирает сам Бог. Читайте Библию. По какому такому закону эти частники работают? Есть ли какое-то хотя бы подзаконное положение о частном охраннике частного заведения? С этими вопросами я обратился к начальнику следственного управления по особо важным делам полиции Ваагну Арутюняну. Именно это управление занимается делом "Арснакара". Выяснилось, что у нас такого официального положения нет. Собственно, если призадуматься, то и нужды в этом нет. Ведь в структуре Республиканской полиции есть огромное Главное управление по государетвенной охране. Зайдите в любое, не только государственное, учреждение, заведение, помещение, где у входа восседает охранник, чаще всего вооруженный. Это – официальное лицо, представляющее правительственный институт. Они, по части профессиональной и методической, подчиняются государственному полицейскому ведомству и получают зарплату от государства. Вот их, профессионалов, и нанимают те, кто нуждается в охране. Черт возьми, зачем же держать у себя целую дюжину лизоблюдов с

бицепсами, заменяющими аттестат зрелости, когда можно нанять всего лишь одного поли-цейского с дипломом специалиста и быть спокойным. Ведь не случилось бы этой страшной трегедим, если бы там, в "Арснакаре", нес свою службу профессиональный охранник из полиции. Всего лишь один, действительно, профессионал. В конце концов, можно при надобности и в полицию позвонить. Нет. Плевать на всех. Там, в "Арснакаре" не пахнет профессионализмом и не только с охраной. Хоть обещал я не влезать в следственные детали, все же сделаю исключение: ведь, уму непостижимо, официант сам спровоцировал драку, зная, что за ним стоит целая дюжина, как писали в газетах, ублюдков, мордоворотов, подонков, злодеев , а одну из статей, кстати, блистательных статей, озаглавили словом "Сволочи".

* * *

Все эти дни, делая записи в дневнике, я, как и тикин Ленора, как и Гарник, думаю о крохотных детях Ваге. Есть маленькая девочка и у Артака, есть маленькие сынишки у Гарика, которые уже больше десяти дней не видят своих отцов. Не стоит показывать крошкам отцов с разбитыми носами и синяками под глазами. Однако, я не могу не думать о том, что, боже упаси, ведь есть дети и у преступников, которых сегодня в открытой печати и на телекране на весь мир, поделом, называют ублюдками и сволочами. У них есть жены, родители, сестры, братья, бабушки, дедушки, родственники, соседи.

В кабинете у Ваагна Арутюняна я, так сказать, изучил краткие биографии этих преступников. Не буду приводить здесь данные, сколько у каждого из них есть детей, кто их родители. Скажу лишь о том, что к великому сожалению, на этом горестном фоне есть уже еще одна драма – это их дети. Восемь меленьких детишек теперь должны расплачиваться за преступления отцов своим сиротством. Такова будет расплата. И теперь надолго останутся, можно сказать, сиротами восемь невинных мальчишек и девчонок, которым, как известно, в нормальных семьях больше нужен пример отцов для подражания, нежели сладкие слова. Это тоже ведь наше общее горе. Ведь и они, маленькие эти существа, являются нашими не только современниками, но и соотечественниками. Ведь уже сейчас надо думать об их будущем. Они же будут жить в городе рядом с детьми Ваге Аветяна.

Зорий БАЛАЯН