Пашинян представил подробности о своих отношениях с Оником Гаспаряном

Через день после выборов 20 июня будет объявлено, что революция в Армении продолжается, но бархатный мандат будет заменен стальным мандатом. Как сообщает Арменпресс, об этом на встрече с избирателями в Ачаджуре заявил и.о. премьер-министра Армении Никол Пашинян, возглавляющий список партии «Гражданский договор».

«Нас обвиняют в том, что после революции мы не были достаточно жесткими. Но это произошло потому, что в 2018 году мы стояли перед вами и говорили, что это революция любви и солидарности. Мы обещали вам. Самое ужасное то, что людей судят по личным решениям, потому что мы нельзя полагаться на людей, нужно полагаться на институты, и мы стремимся к институциональному становлению.

Путь к институциональному становлению довольно долгий, и с 21 июня мы установим диктатуру закона и порядка, потому что в течение этих трех лет мы так усердно работали над институциональным становлением, что теперь эти институциональные механизмы - от судебной системы до всех других систем, должны начать работать», - сказал Пашинян, добавив, что самым абсурдным обвинением является то, что говорят, что действующие власти являются слабым правительством.

«На самом деле, мы не слабое правительство, доказательством чего является то, что ни одно другое правительство не могло выдержать всего, через что мы прошли. Конечно, мы понимаем, что в первую очередь мы выдержали все это благодаря вам», - сказал исполняющий обязанности премьер-министра, обращаясь к жителям Ачаджура.

Пашинян также представил подробности о своих отношениях с бывшим главой Генштаба Оником Гаспаряном. «С тех пор, как я стал премьер-министром, Оник Гаспарян был первым заместителем начальника Генштаба в звании генерал-майора. Позже, при моем посредничестве, он был произведен в чин генерал-лейтенанта, а во время войны по моей инициативе - в чин генерал-полковника.

Когда я ходатайствовал о назначении его начальником Генерального штаба, я сказал ему: Оник, я боюсь только одного, я думаю, у тебя крепкие связи с бывшим правительством. Он ответил, что нет, нет проблем, не волнуйся. Я доверял Онику как брату, никогда не сомневался в том, что он говорил.

Во время войны мы пришли к выводу, что я должен слушать только то, что говорит он. Но позже, 20 ноября, Оник встречается с некоторыми кругами в Сюникской области, у него почему-то по дороге происходит телефонный разговор с Сержем Саргсяном, за это время они говорят самые последние слова обо мне, а потом договариваются о встрече.

Тем же вечером по инициативе Оника мы встречаемся в доме Конда. Здесь он убеждает меня уйти в отставку. Я призываю его поспать, расслабиться и забыть об этом разговоре. Я говорю, что несмотря ни на что, я хочу полностью ему доверять. После этого я чувствую, что есть политическое влияние на Генеральный штаб, после чего выявляются эпизоды, из которых я убеждаюсь, что во время войны мне многие вещи не были правильно доложены. В результате возникают проблемы. Я снова призываю Оника выйти из этой логики. Тогда для меня становится очевидным, что Генштаб постепенно входит в ряды оппозиции.

В последнее время распространяются слухи о том, что, когда я подписал заявление вечером 9 ноября, меня подтолкнули подписать эту пресловутую бумагу - Бархударлу, Хремлу, все эти пакеты вместе, и что Оник уговаривал меня, предупреждал и не позволил подписать эту бумагу в таком виде.

На самом деле все было наоборот. В присутствии десяти человек Оник сказал, что эту бумагу надо подписать. Я тогда не обвинил его, я думал, что этот человек так думает. Я виню его в другом: теперь он ретроспективно распространяет противоположные новости. Почему?

Я просто сказал, что нет, это исключено, я не буду подписывать документ в таком виде. Почему распространяются противоположные слухи? Почему это делается? И сейчас анализ подводит меня к совершенно другому выводу.

Может быть, по ходу он просил меня подписать этот документ не потому, что у него была какая-то озабоченность, а потому, что он думал, что чем хуже будет эта бумага, тем больше вероятность того, что она вызовет политический взрыв, сметет наше правительство, в том числе меня. Тогда мне бы такое не пришло в голову. Я ему безоговорочно доверял».